Тень птицы.
Авторское бла-блаВнезапно подъехало продолжение Ноттингемского цикла.
Если вдруг под кат заглянет кто-то кроме моих соратников по перу: это всего лишь спин-офф от основной ветки The Middle Ages.
Когда-то давно мы сообразили, что перед балом в Аврорате нам нужно развести персонажей по разным локациям на продолжительный срок. Я решила отправить Эйлин домой к маме. В итоге до бала мы не догребли до сих пор, а я наворачиваю не первый десяток страниц в обществе NPC, прикольных магглов и маман, задумавшей начать новую жизнь. Затянуло
История была начата, страшно подумать, 6 лет назад.
Новая часть связана с предыдущими двумя условно, но происходит в том же месте и продолжает линию хронологически.
UPD: Уже могут
Зато стали интересной попыткой повзаимодействовать с семьёй и немагической публикой. А еще очень пригодились мне для раскрытия некоторых ключевых черт и инсайтов персонажа. Эйлин расставляет точки над i, испытывает принятые решения на прочность и прощается с детством.Краткость — не моя сестра, поэтому новая часть будет разделена аж на три. Погнали)
UPD2. Всё, что ли?..
Как-то кучно пошли закрываться древние квесты
Что ж. На этом детство моего персонажа официально объявляется законченным (но сюжетная ветка внезапно отсыпала зацепок на будущее...). Добро пожаловать в самостоятельную жизнь, Эйлин. 
Плашку колданула себе в файлик для вдохновения, пусть висит и тут.)
Часть 2.1***
Деревенька Уилфорд, южное предместье Ноттингема, вольготно раскинулась в излучине реки. Здесь уже чувствовалось дыхание большого города: богато отстроенные дома, нарядные хозяйки, обилие заморских диковин на прилавках. На севере, за рекой, проступали из утренней дымки массивные городские стены. В противоположной стороне брал начало просторный зеленый луг, на котором уже воздвигались первые шатры. Картину дополнял чудный вид на синие воды Трента и тёмный лес вдалеке. Неудивительно, что эти места вновь выбрали для проведения праздника.
Колокольный звон разливался над крышами, славя Архангела Михаила и созывая прихожан на службу перед началом ярмарки. Эйлин с любопытством прошла по улочкам, наводнённым разодетым, взволнованным народом. Затем вынырнула из толпы и через пару тихих переулков вышла на просёлочную дорогу.
Плечо ныло под ремнем сумки, набитой гостинцами. Эйлин предвидела, что в округе сегодня будет людно, а потому не рискнула брать с собой Ориона и уж тем более пользоваться трансгрессией. Слишком велик был риск промахнуться и быть замеченной. Если крылатый конь ещё мог сойти за доброе знамение, то падение кому-нибудь на голову — едва ли.
Эйлин поморщилась, разминая плечо, поправила сумку и торопливо продолжила путь.
Дела на ферме явно процветали. Вокруг гладко выметенного двора высились аккуратные постройки: новее и больше, чем она помнила. Хозяйский дом умыто сиял свежей побелкой и крепкой крышей. В этот час здесь было пустынно: большинство работяг уже отбыли на службу или были заняты подготовкой ярмарки. Кроме пары собак, тут же завилявших хвостами, некому было приветить утреннюю гостью. Это её всецело устраивало.
Уверенно ориентируясь среди строений, девушка прошмыгнула к конюшне и едва не налетела на знакомого гнедого мерина. Конь переминался между оглоблями гружёной телеги и испуганно фыркнул при внезапном появлении человека.
— Здравствуй, Атлас, — Эйлин успокаивающе похлопала его по шее. — Раз ты ещё здесь, значит, и я не опоздала…
— Эйлин! — позвал звонкий голос.
Эмма волокла по двору что-то тяжёлое, но тут же бросила ношу, подлетела к подруге и, едва не сбив с ног, заключила в крепкие объятия.
— Как ты вовремя! — Загорелое, очаровательно круглое личико светилось искренней радостью. – Дядюшка с работниками до рассвета отправились занимать лучшее место, а мы везём остатки поклажи. Урожай в этом году просто дьявольский, да простит меня святой Михаил…
Девушка поспешно осенила себя крестным знаменем, но тут же с чувством пнула груду тюков на земле.
— Пусть братец сам всё это грузит. Мы как раз собираемся выезжать, ещё немного, и разминулись бы. Боже мой, я так рада тебя видеть, какая ты хорошенькая, просто прелесть! А я дней двадцать тому заходила к твоей маме. Она выглядела обеспокоенной и не знала точно, когда тебя ждать… Надолго к нам? Как поживаешь?
— Уф... неплохо, — усмехнулась Эйлин, растерявшись от такого потока радушия и новостей. После долгой разлуки говорливость Эммы иногда действовала оглушающе. — Я надеялась застать вас здесь, на ярмарке отыскаться трудно. А где, собственно…?
Эмму выдал взгляд, брошенный за спину подруги. Эйлин не сомневалась, что случится дальше, а потому без зазрения совести позволила чужим ладоням заслонить солнечный свет. Лишь на мгновение – а после выскользнула из захвата и повисла на шее рослого юноши. Сравнялось два года с их последней встречи, и, кажется, Мартин всё продолжал тянуться ввысь.
— Явилась точно к празднику, а? — широко улыбнулся он, осторожно опустив гостью на землю. — Покуда работали в поле, не очень-то к нам спешила.
Эйлин весело окинула взглядом гору добра, ожидавшую погрузки. На всякий случай посмотрела по сторонам, а затем с напускным равнодушием щёлкнула пальцами. Всё разом переместилось с земли на телегу. При этом последний мешок, поменьше, наподдал парню по шее.
— Засчитано? — девушка заботливо стряхнула пыль с плеча Мартина и увернулась от ответного тычка кулаком.
— Не-а, — тот демонстративно поправил поклажу, — я бы красивее сделал.
Эмма хихикнула.
— Ох, Эйлин, не представляешь, как мы соскучились. Ну, рассказывай же…
Мартин глянул на солнце, только что выкатившееся на крышу конюшни, и покачал головой.
— По дороге будете сплетничать. Сегодня дядя точно не спустит нам опоздания.
Он торопливо помог девушкам забраться в телегу. Убедившись, что обе удобно расположились среди бочонков, мешков с овощами и кулей овечьей шерсти, сам устроился впереди и нетерпеливо причмокнул губами, направляя гнедого к воротам.
Примечательна была история этой дружбы.
Обосновавшись в окрестностях Ноттингема и едва оправившись от горя, Вирджиния, против воли, стала налаживать контакты с местными жителями. Подавленное состояние дочери вызывало самые серьёзные опасения, и мать, убедившись в тщетности иных способов, всячески поощряла знакомство Эйлин с городской детворой. «Может статься, — писала она Альберту в те печальные дни, — ей предстоит провести всю жизнь среди этих людей. Пусть же отношения будут добрыми…»
Девятилетняя Эйлин, надломленная потерей отца, не слишком стремилась к общению со сверстниками. И всё же паре любопытных ребят с южных окраин удалось завоевать её доверие. Бойкая девочка годом младше и её рассудительный, с добродушной насмешкой в глазах брат по неведомой причине привязались к тихому ребёнку.
Поначалу они встречались на рынках и в предместьях, но всё чаще расширяли географию совместных прогулок. Родители Эммы и Мартина держали столярную мастерскую, были честными трудягами и приучали к тому же детей. Взращенные в строгости и заботе, ребята не боялись жизни и с малых лет знали, чего ждать от будущего. Мартину предстояло унаследовать семейное дело; в свои одиннадцать он уже мастерски выстругивал домашнюю утварь и помогал отцу с некрупной мебелью. Эмма обожала наряды, мечтательно копила приданое и намеревалась стать супругой владельца суконной лавки (иногда, впрочем, снисходительно заявляла, что готова рассмотреть и другие варианты).
Это была совершенно обычная счастливая семья, и заурядность их забот растопила окружавшую Эйлин глыбу отчуждения и тоски. Быстро осмелев, девочка начала приглашать приятелей в собственные скромные владения. Лесные вылазки до того впечатлили брата с сестрой, что постепенно стали регулярными.
Эмма умела радоваться любой мелочи, с ней всегда было весело и легко. Мартин же, не обладая общительностью сестры, умелым словом мог гасить любые конфликты, а иногда рассуждал о жизни в выражениях столетнего мудреца. Ещё он искусно вырезал из дерева фигурки зверей и птиц, и дети, расположившись под старым дубом, разыгрывали с ними целые представления.
Гостинцы приводили Эйлин в восторг — вероятно, чрезмерный. Однажды толстый игрушечный кот выпрыгнул из её рук и целеустремлённо ускакал вверх по стволу дуба. Эмма завизжала и пустилась наутёк; что до Эйлин, то виновница переполоха настолько ошалела, что не могла двинуть и мизинцем. Только Мартину в ту минуту удалось сохранить присутствие духа. «Говорил же, смахивает на белку», — пробормотал мальчик, глядя вслед сбежавшей деревяшке. Затем отважно посмотрел в глаза новоиспечённой колдунье — и оба покатились со смеху.
Вирджиния испытывала смешанные чувства. Возвращение волшебных способностей дочери было великим счастьем, но поднимало вопрос, как поступить с невольными свидетелями. Заклятие забвения было делом пары минут — и положило бы конец спасительной дружбе. К её немалому облегчению, брат и сестра, посовещавшись, расценили инцидент как приключение и впоследствии страшно им гордились, хоть и дали честное слово помалкивать. Посвящения в тайну удостоился лишь их двоюродный дядя Осберт, поскольку сам по молодости водил знакомство с некой чародейкой. На жадные расспросы детей дядя всякий раз отвечал загадочной улыбкой, но подробностей от него они так и не добились.
Пожалуй, это была первая настоящая привязанность в жизни Эйлин.
Её не подточили ни прогрессирующие проявления магии, ни отъезд в Хогвартс. Приезжая на каникулы, девочка со всех ног бежала в город, и общение с братом и сестрой раскручивалось с того места, на котором остановилось. Инаковость подруги нисколько их не пугала, а большой общий секрет лишь крепче цементировал взаимный интерес.
Шли годы. Мартин стремительно прибавлял в росте, девочки расцветали под его ревнивой опекой. И если городские хулиганы всегда обходили их компанию стороной, то со временем старший брат прослыл ещё и грозой навязчивых кавалеров. Недостатка в них у Эммы не было.
Разумеется, Эйлин боготворила его. И, конечно, Эмма толковала это на свой лад. Развязка была закономерна. Настал день, когда Мартин, подзуживаемый сестрой и первым хмелем, решился сам попытать удачу в сердечных делах. Дело кончилось гневной оплеухой, слезами, двухнедельной ссорой и мучительным, многословным примирением — раз и навсегда.
Романтичная Эмма несмотря ни на что продолжала мечтать, что брат однажды женится на подруге и две большие семьи заживут душа в душу. Они же, оба склонные к рефлексии и с годами всё яснее сознающие разницу путей, впредь сохраняли нежные, но подчёркнуто родственные отношения. На пятом курсе Эйлин с облегчением узнала, что родители сговорили его с дочерью добропорядочного горожанина. Впрочем, в её присутствии это никогда не обсуждалось.
Эйлин болтала ногами над проплывающим внизу полотном дороги и то и дело поглядывала на старых друзей. Как и в детстве, её занимала мысль, насколько непохожие люди иногда бывают связаны кровными узами. Каштановые локоны сестры столь же сильно контрастировали с русой макушкой брата, как её жизнерадостный, смешливый нрав с его немногословной сдержанностью.
Оба поразительно повзрослели. Глядя со спины, Мартина легко можно было спутать с его же отцом. Что до Эммы, то её природная полнота вылилась в завидные формы. В свои семнадцать она была пленительно хороша и явно умела пускать в ход женские чары. Непросто, должно быть, жилось соседским молодцам…
— Ты ведь уже знаешь, да? — Эмма обратила к подруге сияющее лицо и помахала левой рукой. Тонкая полоска серебра поймала солнечный блик. — Весной! Ты обязана приехать! Это так волнительно, мне кажется, я сойду с ума от ожидания…
— Мы все в нетерпении, — усмехнулся Мартин через плечо. — Даже кошка и та замучена списками гостей да подвенечными нарядами.
Двадцатилетний, широкоплечий, он привычно ворчал на сестру как на шаловливого ребёнка. И наверняка по-прежнему трепетно выполнял любой её каприз.
Перегруженная телега шла на удивление мягко, мерно скрипя и покачиваясь, а друзья неспешно обменивались последними событиями. Эмма две недели назад ответила согласием сыну преуспевающего дельца. Она пока не слишком хорошо знала жениха, но вовсю грезила картинами светлого будущего и без умолку вещала.
— Очень жаль, что Оскара нынче не будет на празднике, уехал с отцом в Дербишир. Между прочим, тот весьма важный человек, заведует разным строительством, представляешь? Это, конечно, не ткацкое ремесло, но мама говорит, что даже лучше. Ах, Эйлин, как бы я хотела тебя с ним познакомить. Оскар очень славный, даже Мартину нравится, правда, Мартин?
Юноша неопределенно повел плечом. С виду он был поглощен дорогой, но Эйлин отлично знала, что мерно вышагивающему гнедому едва ли требуется контроль. Впрочем, Эмма и не ждала ответа.
— А Мартин теперь ведёт дела в мастерской! — гордо продолжала она. — Торговля процветает, папа доволен до невозможности. Говорит: вот женится наследник, и можно будет чин чином представить людям нового хозяина, а сам он станет обычным мастером, потому что терпеть не может цифры, — Тут подруга драматично сдвинула брови и понизила голос. — Только он всё не женится. Они с Розалией отложили помолвку, и оба не говорят почему.
Явно устав сидеть без дела, Эмма выудила из ближайшего мешка некрупную луковицу и запустила в брата, не сводя, впрочем, взгляда с Эйлин:
— Почему, а, Мартин?
— Всё просто, — овощ прилетел обратно, а парень вновь сосредоточился на дороге. — Рози страшно много болтает. Женихов это отпугивает, сестрица, советую иметь в виду.
Эмма махнула рукой.
— Вот видишь, не хочет признаваться, — вздохнула она. — Ну да ладно. Давай рассказывай ты: какие новости, где обретаешься? Что Тилльберт?
— Полагаю, хорошо, — осторожно отозвалась Эйлин. Прежде всего следовало разобраться с последним вопросом. – По крайней мере, если судить по письмам. Вообще-то наши пути разошлись довольно давно.
— Правда? — оживилась Эмма. — То есть… как жаль. А почему?
Эйлин сдержала улыбку. После материнских расспросов противостоять любопытству подруги оказалось куда легче.
— Он отправился к своей цели, я к своей. Школа позади, теперь моя жизнь сосредоточена в Лондоне.
— Ло-ондон, — протянула Эмма так, словно речь шла о другой планете. — Не собираешься, значит, возвращаться домой?
— Вряд ли, — Эйлин сощурилась на сентябрьское солнце и отпила воды из глиняной бутыли. — Да и сложновато стало понять, где мой дом. Он здесь, он был в Хогвартсе, а теперь еще и Академия…
— Да, твоя мама говорила, что ты теперь занята самыми сложными науками. И скоро станешь…ээ…варваром?
— Аврором, — рассмеялся Мартин, не обернувшись, — Тебе ж рассказывали сто раз, дурёха.
— Так это когда было. И что, там правда учат драться и стрелять?
— Не только, — улыбнулась Эйлин.
— И творить… ну, ты знаешь..? — Эмма повращала запястьем. Получилось довольно изящно: Эйлин невольно пожалела, что за этим не последовала вспышка искр и в воздухе не сотворился завиток цветного дыма.
— В том числе.
— А чему ещё? Погоди-ка… выходит, у вас и женщин заставляют сражаться?
— Почему заставляют, — Эйлин подмигнула и придвинулась ближе. — Иногда бывает весело. Показать пару приёмчиков?
— Эй, это без меня, — Эмма отпихнула её, кокетливо поправила рукав платья и тут же апеллировала к брату. — Слышал? Она всегда была ненормальной, наша Эйлин!
В голосе явно звучал восторг, и миг спустя девушка вернула к подруге требовательный взгляд:
— Ну, выкладывай уже, как там всё устроено..!
Часть 2.2***
День пролетел в хлопотах и заботах. Лишь оказавшись в кипящей пучине ярмарки, Эйлин по-настоящему осознала, насколько обильным выдался нынешний урожай. Торг Михайлова дня был долгожданным и радостным событием для фермеров, хозяек, работяг и купцов. Амбары по всей округе ломились от тюков пшеницы, корзины с яблоками и грушами наполняли погреба, в лéдниках томились окорока и колбасы. Здесь плоды кропотливого труда, наконец, выставлялись на всеобщее обозрение, здесь вручались награды за выдающиеся достижения и заключались выгодные сделки на будущий год. А ещё это было место негласных смотрин, что привлекало принаряженную, смешливую молодежь на помощь старшим членам семьи.
Дядя Осберт, заядлый и рачительный хозяин, ожидаемо оказался в числе самых успешных фермеров Уилфорда. Скопление людей у его обоза не иссякало с утра до вечера: старые знакомцы подходили засвидетельствовать почтение, купцы спешили приобрести свежий товар, дельцы наперебой сыпали заманчивыми предложениями.
Горстка молодых работников суетилась вокруг дядюшки день напролёт, но рук всё равно не хватало. Эйлин, Мартин и Эмма, не желая уступать, тоже без устали вертелись у прилавков: приходилось постоянно быть на чеку, отвешивать овощи, считать монеты, вести учет в долговой книге и подтаскивать очередные тюки.
В это время им почти не удавалось обменяться друг с другом словечком, но Эйлин то и дело посматривала на друзей и всякий раз с удовольствием отмечала, с какой сердечностью к брату и сестре относятся все вокруг. Эмма по-прежнему была всеобщей любимицей. Обмен с соседями одними и теми же новостями в сотый раз нисколько ее не утомлял; она встречала всех и каждого очаровательной улыбкой и охотно принимала поздравления с недавней помолвкой. С Мартином же здоровались уважительно, приветствуя молодого хозяина в соответствии с пока ещё неофициальным, но уже заслуженным статусом.
У Эйлин было тепло на душе, и одновременно странно щемило сердце. Её представления о Михайловом дне давно уже ограничивались лишь смутными воспоминаниями из детства. Глядя на всеобщее воодушевление, на бьющую ключом жизнь Ноттингемских предместий, девушка испытала и изумление, и лёгкую зависть. Совсем рядом недавно прокатилась беда, но здесь, как видно, умели от неё отгораживаться. Припасов на зиму было вдоволь, и, должно быть, добрый урожай вселял людям надежду на благополучное будущее.
С заходом солнца стихла деловитая суета торговли, но праздник разгорелся поодаль с новой силой: настало время молодых. Тут и там вспыхнули огни костров, шатры наполнились хмельными голосами и звонкими песнями. Получив, наконец, дозволение, друзья чуть не бегом покинули рубежи, где героически держали оборону весь день — и сразу же окунулись в круговорот подвыпивших галдящих сверстников. Пестрели ленты в растрепавшихся косах, вздымались в танце рукава и подолы новеньких с иголочки нарядов. Святой праздник был окончательно забыт, теперь в лугах развернулась широкая и озорная кутерьма деревенских гуляний. Ночной Уилфорд звенел старыми плясовыми мотивами, манил балаганными увеселениями и предлагал забавы и испытания на всякий лад. Состязание певцов и кулачные бои, перетягивание каната и парные забеги со связанными ногами, стрельба из рогаток и турнир по ловле прытких молодых свиней, которых кто-то умыкнул с ярмарки... Эмме всё было интересно, она ввязывалась в каждую игру если не участницей, то активной зрительницей, и подначивала друзей.
Эйлин позволила увлечь себя в средоточие толпы, но мысли её были далеко. Некогда она любила деревенские праздники, но сейчас, даже если бы пожелала, не могла проникнуться всеобщим весельем. Чуднóе это было чувство: словно в организме отказала некая мышца, отвечающая за беззаботную радость.
Её здесь многие помнили и с преувеличенной радостью восприняли нежданную встречу. И всё же девушка чувствовала: одни исподтишка разглядывали её, как заморскую диковину, другие неуловимо сторонились, а иные, если б не присутствие друзей, пожалуй, не замечали бы вовсе. А ей, и самой сознающей свою принадлежность иному миру, виделось нечто неправильное в царившем вокруг исступлении. Вероятно, добрая пинта помогла бы исправить ситуацию, да вот только Эмма не давала компании ни минуты передышки.
Мартин взбунтовался первым.
— Это тебе, — он вручил сестре третью призовую фигурку и кивнул на шатер в стороне у рощи, суливший отдых и перекус, — а я откланиваюсь. Нужно промочить горло, не то к утру дядюшка вместо работника получит моё бездыханное тело.
— Поддерживаю, — отозвалась Эйлин. Шум, визги и взрывы хохота всё больше ей досаждали.
— Нет! — запротестовала Эмма. — Сейчас же будет самое интересное… Ай, ладно, зануды. Я отыщу вас позже.
Сложившийся за их спинами бранль тотчас подхватил её и унес прочь.
— Вот так и не скажешь, что через полгода перед нами будет добродетельная супруга, правда? — ухмыльнулся Мартин, предлагая Эйлин руку. Он всё еще тяжело дышал.
— А я ни капли не сомневаюсь, — возразила девушка с улыбкой. — Просто это последнее событие такого масштаба в её статусе. Пусть насладится сполна. Пойдем, я тоже устала.
В шатре заседала более солидная публика. Добропорядочные йомены и торговцы степенно накачивались медовухой, элем да яблочным вином, ведя неспешные разговоры всё о том же: жадности феодалов, женитьбе детей, ценах на шерсть и ремонте жилищ.
Друзья устроились за маленьким неструганым столом в углу. Мартин отправился за элем, и Эйлин в очередной раз удивилась, насколько уверенно держался её приятель среди этой важной публики. Не вчерашний юнец, но без пяти минут равный.
— Мне показалось, ты расстроена, — заметил он, вернувшись и придвинув ей пинту. — Мещанские забавы навевают скуку?
Эйлин помотала головой, отрешённо пробежалась пальцами по глиняной ручке.
— Я рада, что дела идут хорошо, что люди могут веселиться. По правде говоря, — девушка невольно понизила голос, — я давно не видела таких роскошных праздников и успела напрочь отвыкнуть. Сам понимаешь… времена нынче мрачные.
Он наградил её долгим взглядом, и Эйлин сразу поняла, что попалась. Одной из особенностей их с Мартином общения было то, что порой они как будто вместе проматывали целые свитки лишних объяснений, сразу переходя к сути.
— Осуждаешь нас.
— Нет, что ты…
— Ещё как.
— Ну, разве что себя, — девушка вздохнула. — Я полагала, что будет полезно немного отвлечься. Что смогу не думать, не вспоминать. Но вот смотрю, как на потеху гоняют поросят, горланят песни, и… нутром чувствую, что должна быть не здесь. Не после всего, что случилось.
Эйлин неопределенно повела рукой и сделала основательный глоток. Утром по дороге на ярмарку она уже поведала брату с сестрой всё, о чем готова была говорить, и сейчас боялась, что Мартин начнет выспрашивать новые подробности минувших событий. Но он лишь сумрачно смотрел в ответ.
— Думаешь, Ноттингем отгородился от реальности и предпочел позабыть о войне. Но нас тоже зацепило, Эйлин, и довольно сильно. Многие ушли солдатами, да не все вернулись. В округе прибавилось вдов и сирот, но, конечно, на празднике чужого горя не увидишь. Не суди строго. Урожай нынче щедр как никогда, осень мягкая, и люди считают это добрым предзнаменованием. Вот и позволяют себе лишнего перед холодами, — он повернул было голову на всплеск голосов позади, но вновь устремил на девушку серьёзный взгляд. — Понимаю, тебя многое гложет… но раз ты уже здесь, попробуй себя отпустить. Мир не умрёт, если одна чародейка на одну ночь забудет о его бедах, — он сдержал улыбку. — Даже такая могущественная.
Эйлин фыркнула в кружку.
— Ты прав, как и всегда, мой не по годам мудрый друг. Мне хотелось побыть с вами – вот что важно. А чтоб в моей памяти не остались одни поросята, будь любезен до рассвета пригласить меня на танец, в самом-то деле.
— Идёт. Только прежде сделай-ка тару пустой — тогда я успокоюсь и прекращу тебя поучать. Но это не точно.
Эйлин мягко пихнула его в бок, но послушно отсалютовала кружкой.
Оба успели ополовинить свои пинты, когда в другом углу грохнула об пол опрокинутая посуда, и сквозь мерное жужжание голосов прорвался яростный вопль:
— Стоять! Здесь воришка! Попался, паршивец!
Пискнул жалобный детский голосок. Толпа подалась в стороны, моментально обрисовав неровный круг, в центре которого дородный мужчина держал за ухо вырывающегося мальчугана лет восьми.
— Пусти! Больно…!
— Я тебе не только ухо оторву, гадёныш. А ну, выворачивай карманы, не то…
Угрозе не суждено было прозвучать до конца. Ухо паренька вдруг вспыхнуло ярким пламенем, которое мгновенно объяло и руку мужчины. Взревев, тот отдернул ладонь и затряс ею в воздухе, силясь сбить язычки огня. Мальчуган же был невредим, разве что перепуган до смерти. Латаная одежонка помялась сильнее прежнего, ворот болтался где-то под побагровевшим ухом.
Люди в ужасе шарахнулись прочь.
— Колдовство!.. — прошелестел десяток голосов.
— Поганец, мерзкое отребье, ты… да помогите же! — пострадавший заходился в крике, однако желающих вмешаться не находилось.
Эйлин подалась было вперёд, и одновременно из круга зевак наперерез ей выступил молодой человек. Худой, невысокий и неприметный с виду, он, казалось, соткался прямо из воздуха. И лишь пустая кружка, которую юноша небрежно кинул кому-то, говорила о том, что всё это время он находился здесь.
— Всем сохранять спокойствие, — он мимолетно и колко глянул на Эйлин и целеустремлённо приблизился к виновникам переполоха. — Дай осмотреть руку.
— Ты кто еще та…
Не дожидаясь разрешения, юноша возложил ладонь на обожжённое запястье мужчины, из-под пальцев брызнул слабый свет. По толпе прокатился вздох. Здоровяк дёрнулся было, но уже в следующий миг стих, ошалело рассматривая исцелённую плоть.
— Нечего было орать, — презрительно бросил чародей. С прежней решимостью ухватил мальчика за руку и обвёл взглядом оцепеневший, растерянный люд. — А теперь дайте дорогу. Паренёк вас больше не потревожит, но и его никто из вас не тронет. Возвращайтесь к своей медовухе, и всё кончится мирно.
— Нет, черт побери, — пострадавший на удивление быстро пришел в себя. — Это карманник! Я требую немедля вернуть мне мои деньги!
Пронзив его взглядом, юноша присел перед ребёнком на колено, что-то шепнул на ухо. Мальчуган сперва отчаянно мотал головой, потом, всхлипнув, выудил из-за пазухи туго набитый кошель.
— Ну, вот. Доволен? — Чародей небрежно кинул кошель владельцу. — Полагаю, вопрос закрыт.
— Буду доволен, когда духу вашего не станет в городе. Грязные крысы и шарлатаны! Вы все тут заодно, думаешь, я не смекнул?
— Закрой рот, — молодой волшебник держался на удивление спокойно, но в толпе уже поднимался ропот.
— …Ты вообще кто такой, чтобы здесь распоряжаться?
— А мальчонка-то, мальчонка…
— Сколь живу, такого не видал…
Эйлин напряжённо переводила взгляд с одного лица на другое. В Ноттингеме, пёстром и терпимом к самому разному люду, подобные столкновения двух миров происходили нечасто и в большинстве известных ей случаев заканчивались бескровно. Но сейчас её тревожило недоброе предчувствие: слишком уж заносчиво держался незнакомый маг. Впереди стоящие селяне сбросили оцепенение и сомкнули ряды, не давая двоим уйти.
К большому сожалению, здоровяк тоже уловил перемену в общем настроении.
— Добрые люди! — он картинно воздел руки. Правый рукав всё ещё слегка дымился. — Это что же делается? Сегодня мы чествовали Архангела Михаила, защитника нашего от врагов, хранителя душ от греховных помыслов, — Он широко перекрестился. — И вот так запросто позволяем порочить святой праздник воровством? И кому? Извращенным отродьям, чернокнижникам, чьи матери…
Юноша сделал неуловимое движение — и оратор осёкся на полуслове, ибо под пышный подбородок ему вонзилась волшебная палочка. Масляные светильники на столах померкли; несколько наиболее трусоватых селян из задних рядов поспешили покинуть шатёр.
— Ещё одно слово, — тихо произнес чародей, — и я опорочу твою благолепную рожу. А исцелять не стану.
Гул голосов усиливался, дюжина молодцев тут и там переминались с ноги на ногу. Кое-кто шагнул вперёд. Краем глаза Эйлин заметила, как пара человек схватились за пустые бутыли, иные и вовсе потянулись к поясным ножнам.
— Не советую, — протянул юноша. И вскинул вторую руку, явно готовясь защищаться.
Дело принимало скверный оборот.
Эйлин вновь ринулась к центру круга, но на сей раз перед её лицом воздвиглась спина Мартина. Решительно оттеснив девушку, он неспешными шагами вышел на середину, в примирительном жесте подняв обе ладони.
— Твою в дышло, тебя только не хватало, — просипел здоровяк.
Но Мартин смотрел не на него.
— Эй, приятель, — доброжелательно обратился он к чародею. — Тебя зовут Эрик, да? Ты помнишь меня?
Юноша медленно, словно нехотя перевёл на него взгляд и кивнул. Мартин ещё на полшага сократил дистанцию и вновь почтительно замер.
— Убери это, Эрик, — мягко попросил он. — Не надо усугублять. Не вреди себе и пожалей ребёнка. Вам здесь не желают зла — пока.
Чародей пару секунд буравил его тёмными глазами, потом криво усмехнулся, но палочку всё же опустил.
— Вот и хорошо, — Мартин благодарно кивнул ему и обернулся к людям. — Друзья. Вы все меня знаете, а кто не знает, тот вёл дела с моим отцом или дядей, — вокруг одобрительно забормотали. — Послушайте. Произошел несчастный случай. К нашей общей удаче, и благодаря Эрику, никто не пострадал. Повздорили сгоряча — и будет. К чему отравлять славный вечер?
— Это вор и треклятый колдун! — вновь взревел обожжённый детина; несмотря на недавний испуг, он явно не желал терять внимание публики.
Мартин закатил глаза.
— Это сирота, Отто. Ты же знаешь, что в городе их немало. Любой другой малец мог умыкнуть твой кошель, но ты умудрился оттаскать за ухо именно того, кто… и сам имеет горячий нрав.
Послышались смешки. Похоже, здоровяка тут всё же не любили. Мартин развел руками.
— Что это с вами сегодня? Сердце Ноттингема вот уж два века открыто для всякого мирного люда, мы недаром гордимся торговыми связами и разнообразием жителей. Наш город богат, здесь хватает места всем. Всё, чего просит Эрик – отпустить его и мальчика. Давайте исполним просьбу и забудем о досадном происшествии. Или вы забыли негласный закон тишины? Маги не мешают нам, мы не преследуем их.
— Когда-нибудь, — прошипел Отто, — всё изменится. И клянусь, мало не покажется ни этим вот… — он с ненавистью ткнул пальцем в мальчишку, — ни тем, кто их покрывает.
— А я согласен с Мартином, — вперёд выступил пожилой мужчина с окладистой бородой. — Нечего раскачивать лодку, Отто. Мало нам бед, чтоб ноттингемцам ещё и меж собой грызться? Лучше надо следить за своим добром, я так тебе скажу!
Кто-то начал с ним спорить, люди возбужденно загалдели; в ход пошли контраргументы, воспоминания и байки, и зловещее напряжение понемногу рассеялось. Мартин обернулся к Эйлин и взглядом указал ей на ребёнка. Девушка понимающе кивнула. Пока суть да дело, у неё был шанс увести малыша незаметно и не привлекая внимания ко второму волшебнику.
Однако, стоило Эйлин взять мальчика за руку, Отто так и впился в неё глазами. Недобрый это был взгляд, оценивающий и подозрительный. Впрочем, остановить их мужчина не попытался.
— Пойдём, — тихо, но твердо сказала девушка ребёнку. Тот всё ещё был слишком напуган, чтобы сопротивляться, и послушно поплёлся за ней.
Торопясь, она вывела мальчика из шатра и, отойдя на безопасное расстояние под сень деревьев, опустилась перед ним на колено.
— Ты в порядке, малыш? Меня зовут Эйлин, а тебя?
— Тедди, — прошептал тот.
По чумазым щекам побежали слезы.
— Я не… я не хотел, — судорожно вздыхая и заикаясь, забормотал мальчик. — Просто проголодался, а этот господин такой толстый… Я только подумал, что, если б у меня было столько денег… А потом он сделал мне больно, и… и…
— Тише…Ничего, ничего, — Эйлин крепко обняла ребёнка. Он дрожал, как осиновый лист. — Всё закончилось, и тебя никто не винит. Знаешь, что? Я слышала про одно место, где просто уйма еды… Давай раздобудем тебе вкусностей, а потом отыщем твоего защитника и угостим тоже, идёт?
Тедди икнул и закивал, размазывая слезы пальцами.
Она поднялась и едва успела ощутить в руке тёплую ладошку, как их нагнал уже знакомый резкий голос:
— А ну отойди от него, живо!
Девушка обернулась. Эрик только что вышел из шатра и приближался к ним. В лицо ей была направлена волшебная палочка.
— С ума сошёл?
— Я велел тебе отойти. Палочку на землю, десять шагов назад. И без глупостей — я сразу понял, кто ты.
— Вон как, — несмотря на растущее раздражение, Эйлин старалась сохранять ровный тон. — Раз понял, послушай меня внимательно…
В землю у её ног полетело заклятие.
Чертыхнувшись, Эйлин взмахом ладони возвела щит, отодвинула мальчика себе за спину и выхватила собственное оружие. Платье нещадно сковывало движения — как тут не пожалеть об удобной студенческой форме…
— Прекрати сейчас же, я не враг тебе!
— Да ну! Иди-ка сюда, Тед.
Паренёк в нерешительности выглянул из-под локтя девушки. Немного помедлил, потом всё же принял решение и шмыгнул к Эрику. Эйлин сделала долгий выдох и, совсем как Мартин недавно, примирительно подняла обе руки. Продолжая, впрочем, крепко сжимать в пальцах волшебную палочку.
— Не знаю, кто ты такой, — медленно и четко произнесла она, — но совершаешь ошибку. Я не замыслила ничего дурного, просто хотела помочь. Если этот мальчик твой подопечный, ступайте с миром, мешать не стану.
Пауза затягивалась. Глядя ей в глаза, юноша явно колебался. Как и всегда, Эйлин понимала, что не производит впечатления опасного противника, и это могло убедить чародея опустить оружие. Или, напротив, спровоцировать.
— Да что б тебя, — грянул голос Мартина, и мгновением спустя друг показался из темноты, — не смей ей угрожа…
Чародей сделал короткий выпад — и парень как подкошенный рухнул на траву, связанный по ногам веревкой. Эйлин дёрнулась вперёд, и тогда Эрик перешёл в атаку.
Схватка была бурной, но недолгой. Полыхнул красный свет, чужая волшебная палочка описала в воздухе короткую дугу, и Эйлин, разозлённая донельзя, сомкнула пальцы на её рукояти. Разоружённый чародей озадаченно засмеялся, но девушке было не до шуток.
— Финита, — она сняла путы с друга и повернулась к побеждённому противнику, недобро сощурившись.
— Эйлин, подожди… — глухо запротестовал Мартин.
— Нет, теперь ты подожди, — рявкнула девушка. — Не то верну как было.
Маленький Тедди в ужасе смотрел на всех по очереди, Эйлин же не сводила яростного взгляда с молодого чародея. Больше всего на свете хотелось съездить по глумливой физиономии в лучших традициях Амиры Игнес. Однако вспышка гнева быстро сменилась усталостью. Какого лешего она вообще здесь делает..?
Помедлив пару мгновений, Эйлин швырнула волшебную палочку обратно владельцу. Тот явно не ожидал подобного поворота событий, но своё оружие поймал.
— Остыл? — процедила девушка. — А теперь будь любезен рассказать, что здесь происходит.
— Так ты не из… этих?
— Каких еще «этих»? Живо объяснись.
Тот только сплюнул себе под ноги. Вид у него был потрёпанный и упрямый.
— Давайте-ка я помогу вам начать, — Мартин поднялся-таки на ноги, обошёл девушку и мягко положил ей ладонь на плечо, не сводя, впрочем, глаз с чародея. — Это Эрик, он живёт в городе. Странный тип, но, в общем-то, безобидный. По крайней мере, так я считал раньше.
Эйлин хмыкнула, взглядом указала на мальчика.
— А он? Твой брат?
— В определенном смысле все мы братья и сёстры, — уклончиво протянул Эрик, любовно скользнув пальцами по рукояти палочки. — Я и он, я и ты. Нет, мы с Тедди не кровная родня. Я подумал, ты хочешь его увести… насовсем, — Он помолчал, покосился на Мартина и вновь перевел взгляд на девушку. — Допустим, меня представили, а ты кто?
— Говорил же, что знаешь. Эйлин фон Берн, Академия Аврората.
— Ах, ну разумеется, — юноша с ухмылкой потер шею. — Столичные львята резвятся в нашем захолустье.
— Здесь и мой дом вообще-то, — холодно ответила Эйлин. — С чего кому-то красть ребёнка? Такое уже происходило?
Парень шумно потянул носом, неохотно кивнул.
— Мутные личности шатаются по округе в последнее время, что-то вынюхивают. А самое скверное, что стали пропадать люди… дети. Все из наших и все сироты, уличные мышки, которых и защитить толком некому.
Эйлин нахмурилась.
— В Ноттингеме большой аврорский гарнизон, — заметила она. — Ты сообщал туда об исчезновениях?
Ответом ей была презрительная улыбка.
— Они ничего не видят у себя под носом. Нет ведь ни громких убийств, ни тел, ни происшествий. А что пропала пара сирот — говорю ж, никому нет дела до бездомных детишек. А я чую, что дело нечисто. Спугнули мы тут одну дамочку на прошлой неделе — собиралась трансгрессировать с девочкой в двух шагах от городской площади. Месяц тому я сам навалял похожему проходимцу. Ты-то будешь покрепче, кто бы мог подумать…
— Сочту за комплимент, — спокойно парировала Эйлин. — Зачем кому-то сдались дети-волшебники?
— Понятия не имею. Но вряд ли чтобы просто накормить печеньем, верно?
Эйлин неопределенно качнула головой, перевела дух и убрала, наконец, волшебную палочку в ножную перевязь.
— Я доложу в гарнизон, — сказала она. — Могут потребоваться подробности, тебя найдут и допросят. Советую вести себя повежливее, чем со мной.
Молодой чародей пожал плечами.
— Не сказать, что буду рад, но пусть допрашивают. Лучше уж авроры, чем эти, — кивнул он на Мартина. — Твой дружок? Я бы держал ухо востро. Сегодня он с тобой любезничает, а завтра у него падет скотина, и они всей деревней обвинят в этом тебя.
— Ого, — хохотнул Мартин. — Я тронут, что ты так высоко оценил избавление от полусотни обозлённых селян.
— Я не просил о подмоге, магл! Благородством своим впечатляй девиц, а я привык разбираться сам.
— А я разберусь, с кем водить знакомство, — отрезала Эйлин, отворачиваясь. Нет, он определенно был ей неприятен. — И давайте уже на этом разойдёмся.
— Как знаешь.
Эрик взял мальчика за руку, Эйлин же решительно подхватила друга под локоть и потянула прочь.
— А что, — вдруг тихо бросил чародей ей в спину, — крепко вас пощипали французы, а?
Девушка резко развернулась на каблуках. Наверное, всё же стоило хорошенько ему врезать; впрочем, глянув в худое острое лицо, Эйлин поняла, что он намеренно выводит её из себя. Должно быть, всё же разозлился за поражение.
— Сколько яда, — вздохнула она. — На чьей ты, собственно, стороне?
Эрик секунду помедлил с ответом.
— А вот на его, — он потрепал Тедди по лохматым волосам. — И своей собственной.
— Это я заметила.
— Ладно, береги себя. Да гляди, как бы белый плащик не замарался.
— А ты не нарывайся на неприятности.
Эйлин проводила взглядом две щуплые фигуры, повыше и пониже, пока те не растворились в ночи. И лишь потом, морщась в предчувствии нелёгких объяснений, повернулась к другу.
На лице Мартина явственно читалась смесь восхищения и веселья. Эйлин запоздало сообразила, что он, возможно, впервые наблюдал в действии боевую магию, пусть и в наиболее безобидном её варианте. В Академии категорически не приветствовалось подобное (и любое) колдовство в присутствии немагического населения, но она надеялась, что друг верно истолкует нежданные события.
— Никакого забвения, — он сложил ладони в притворной мольбе. — Ты не можешь лишить меня столь прекрасного зрелища.
— Прекрати, пожалуйста, ёрничать, — девушка слабо стукнула его кулаком в грудь. — Хватило мне и одного шутника. Скверно это, нельзя было до такого доводить. Люди и так на взводе. — Она отрешённо посмотрела на мирно горевшие в темноте огни, прислушалась к долетавшим обрывкам песен. — Да ещё эта история с детьми. Ты что-нибудь слышал?
— Нет, госпожа констебль, — отрапортовал парень. Поймав грозный взгляд, посерьезнел, всмотрелся в темноту, в которой скрылись маги. — Правда, не слышал. Но он прав: новый виток войны прибавил в городе беспризорников, наших и ваших. Сидят на площадях и в переулках, часто сбиваются в стайки. Порой могут быть опасны, но в большинстве случаев их предпочитают не замечать. Какой с них прок кому-то?
Эйлин задумчиво сложила руки на груди.
— Опасны, говоришь… Пожалуй. А что Эрик, откуда он взялся?
— Он навроде подмастерья у одного умельца. Вообще-то неплохой малый. Водится с городской детворой, подкармливает, пару раз даже покупал у меня игрушки. Первый заметил, что что-то недоброе творится. Только больно вспыльчивый и не любит нашего брата — да ты сама видела.
— Что ж… Он, конечно, хам, но хамит искренне, — девушка невесело улыбнулась и кивком предложила продолжить путь. — Слушай, мне правда очень не нравится эта история с исчезновениями. Способностями таких детей могут интересоваться… не самые достойные люди. Завтра же наведаюсь к аврорам, нужно с этим разобраться.
— Я бы тебя сопроводил, да ты знаешь дядюшку. Второй день ярмарки — дело серьёзное.
— Не страшно, у меня всё равно есть ещё одно дело в городе.
— Понял: навалять Эрику. Видел, как тебе хотелось.
Девушка рассмеялась и привычно махнула на друга рукой.
— Ладно, здесь закончили — пойдём спасать музыкантов от твоей сестрицы. Им тоже нужен отдых.
Часть 2.3
***
Солнце второго дня ярмарки уже повернуло к западу, когда Эйлин, наконец, вернулась в знакомую круговерть толпы. Не без труда отыскав обоз дяди Осберта, девушка присоединилась к друзьям и молча покачала головой в ответ на вопрошающие взгляды. Рассказ требовал уединения. Впрочем, сегодня здесь было менее людно, энтузиазм покупателей заметно поутих. Знакомые чаще останавливались переброситься парой слов, обсудить ночные выходки молодого поколения и итоги шуточных состязаний. К счастью, сплетен об Эрике и Тедди слышно почти не было.
— Ну что? Как прошло в гарнизоне? — нетерпеливо шепнула Эмма, улучив момент. Вчерашнее происшествие очень её взволновало, причем за Эйлин она переживала едва ли не больше всего. Ни невозмутимо державшаяся подруга, ни иронично настроенный брат не смогли разубедить её в опасности, якобы исходившей от Эрика. Эйлин оставалось лишь радоваться, что подробности более кровавых своих сражений она держала при себе.
— Сама толком не знаю, — Эйлин озадаченно наморщила лоб. — Не понимаю, что происходит. Всё выглядит так, будто авроры в курсе неких подозрительных событий и уже предприняли ответные меры. Во всяком случае, меня не стали долго слушать, не выспрашивали про Эрика, а просто поблагодарили и заверили, что проблема вскоре будет решена. Только переглядывались странно: командир казался недовольным, а его стюард явно желал сострить.
— Как я понимаю, тебя не успокоил их ответ, — заметил Мартин.
— Другой я вряд ли смогла бы получить, даже если б явилась с докладом по всей форме, а не так, — девушка тряхнула расшитым васильками подолом платья.
— Думаешь, Ноттингему угрожает опасность?
— Пока это лишь единичные случаи, и ничего нельзя сказать наверняка. Но важно понять причину, доискаться до истины. Судя по словам Эрика, действует не один человек, и я не могу себе представить их мотивы. Постараюсь хотя бы в Лондоне выискать крупицы информации. Кто-то должен что-то знать.
Под «кем-то» подразумевались соратники, но девушка понятия не имела, где они сейчас находятся. Соединявшая их магическая связь как будто ослабла на расстоянии, лишь иногда являя ей смутные тени чужих эмоций. Вероятно, всех разбросало по стране, затянуло в дела, накопившиеся за время их совместного путешествия. А в Совете и Аврорате, наверное, и вовсе проблем невпроворот.
— Я думаю, гарнизон разберется, Эйлин, — с нажимом ответила Эмма. — Ты сделала всё, что могла.
— Для большего у меня нет ни зацепок, ни ресурсов их искать, — признала Эйлин расстроенно. — В одиночку я всего лишь студент, и никто не обязан…
— Эй, молодежь! — окрик дяди заставил всех троих вздрогнуть. — Морковь сама себя не взвесит.
Они торопливо вернулись к делам, и лишь на закате, разобрав прилавок и подготовив обоз к раннему отбытию на ферму, смогли продолжить разговор.
— Сегодня не разделяемся, — наставительно заявила Эмма по пути к праздничным шатрам. — Не углядишь за вами — опять встрянете в неприятности.
— Как скажешь. Но имей в виду, что лично я собираюсь напиться, — вставила Эйлин.
Мартин недоуменно на неё посмотрел.
— Так огорчилась из-за встречи с аврорами?
— Не с аврорами, — вздохнула девушка и вдруг, замедлив шаг, смущённо глянула на него снизу вверх. — На обратном пути я зашла повидаться с Томасом.
— С кем?
— Ну… с моим…
Сказать слово «отчим» не повернулся язык.
— А, старина Том! — просиял Мартин. И вдруг напрягся. — Но почему сегодня?
Эйлин пожала плечами.
— Познакомиться. Поняла, что мне будет легче сделать это до того, как мама официально нас представит.
Эмма и Мартин, знавшие лично почти всех мастеров города, явно ожидали вердикта, и девушка слабо улыбнулась их нетерпению:
— Он славный.
Брат с сестрой обменялись настороженными взглядами.
— «Но…?» — вкрадчиво пропела Эмма, мягко подхватывая подругу под локоть.
— Никаких «но». Славный, работящий, внимательный и, похоже, искренне желает маме добра. Ей там будет хорошо, — Эйлин вновь вздохнула и огляделась по сторонам. — А мне надо выпить.
Противоречивые чувства, вызванные встречей в кузнице, она пока что не могла бы сформулировать даже для себя самой. Пока Вирджиния собирала в кулак всё своё мужество, чтоб устроить знакомство новоиспечённым родственникам, Эйлин, измученная ожиданием, решила начать с самостоятельного визита. Ей не пришлось пожалеть о проявленной настойчивости и, пожалуй, теперь девушка была не прочь побеседовать с Томасом вновь. Но как же странно было думать о нём как о члене семьи…
— Когда ты возвращаешься к ней? — спросила Эмма, явно вознамерившись сменить тему. Голос её полнился участием.
— На рассвете.
— Мы хотим передать гостинец, как бы не забыть в утренней суете… Ох, только не это!
Они как раз поравнялись с хмельной компанией. Шестеро парней гоготали вокруг перевёрнутой бочки, что служила им столом. Завидев друзей, кое-то из них лениво присвистнул, а один оторвался от кружки и вразвалочку двинул навстречу.
— А я всё думал, куда запропала моя королева, — протянул он и попытался приобнять Эмму за плечи. Девушка вывернулась, не демонстрируя, впрочем, особого недовольства. Мартин же нахмурился.
— И думать забудь, Филипп. Видал? — Эмма помахала перед носом парня рукой с колечком. — Раньше нужно было соображать.
— Не видать что-то твоего суженого, — осклабился тот. — Небось развлекается с другой девицей где-нибудь подальше отсюда.
— У него хватает забот, кроме глупых праздников, — Эмма вздёрнула хорошенький носик. — Представь себе, есть на свете занятые и ответственные люди.
— Ай, как мы теперь заговорили со старыми приятелями! Ну и катись. Тут, смотрю, есть ещё красавицы, — парень не без труда сфокусировал взгляд на Эйлин. — Что-то не припомню, как тебя… потанцуешь со мной, ягодка?
Прежде чем Эйлин успела среагировать, Мартин крепко обнял её за талию.
— Тебе здесь ничего не светит.
— Ууу, — дружки у Филиппа за спиной вновь принялись свистеть, и он заржал им в ответ. — Ясно. А бедняжка Рози в курсе?
— Уйди с дороги, Фил, — почти доброжелательно посоветовал Мартин, и желающих преградить ему путь и вправду не нашлось. Он ободряюще кивнул Эйлин, взял сестру за руку и увлёк обеих дальше в толпу.
— Не обращай внимания на этих идиотов, — вздохнул он чуть погодя, выпустив девушку, едва от выпивох их отделило очередное столпотворение.
— Даже не думала, — развеселилась Эйлин, тут же почувствовав, как поднимается настроение. Его забота казалась особенно трогательной в свете вчерашнего столкновения с куда более грозным противником. — Эмма бдит, чтобы я никого не покалечила, забыл?
Вместе они пробрались к прилавку со съестным, и Мартин неторопливо отсчитал медяки за три горячих корнуоллских пирожка с мясом.
— Для Фила я бы, может, разрешила сделать исключение… — размечталась Эмма, когда они, с аппетитом жуя угощение, направились через тёмный луг на звуки танцевальной музыки. — С удовольствием посмотрю, как он превратится в жабу! Или таракан всё же оригинальнее?
Голос так и звенел энтузиазмом. Эйлин невольно ухмыльнулась, но тут же покачала головой.
— Придётся тебя расстроить. Нам нельзя применять против вас трансфигурацию или любые чары, способные причинить вред. Быть может, некоторые Тёмные маги и не утруждают себя подобными ограничениями, но в Аврорате это абсолютное табу. Важно поддерживать положительный образ чародея, в том числе и для нашей собственной безопасности.
— А если немаг сам нападёт? — поинтересовалась Эмма с набитым ртом. — Не знаю… вот встретится тебе грабитель, что ты сделаешь?
— Для самозащиты чары разрешены. Только не превышая допустимого предела, а после желательно стереть бедолаге память. Хотя зависит от ситуации. Иногда можно обойтись и без магии вовсе.
— Прекрати хвастать своим мечом.
— Я не об этом.
— Тогда как же?
Эйлин остановилась и с озорной улыбкой демонстративно развела руки в стороны. В одной по-прежнему был зажат пирожок.
Мартин с высоты своих шести футов смерил её недоверчивым взглядом и фыркнул.
— Да ладно, перестань.
— Хочешь попробовать?
— Ну уж нет.
— Давай. Клянусь, это не будет как пять лет назад.
— Напомни-ка: это когда ты попросила с тобой поупражняться, и я едва не снёс тебе голову?
— Ага.
— Эйлин…
— Давай уже, сложно что ли? — подхватила Эмма, которой вдруг передался кураж подруги. — Пора её проучить, а то многовато о себе возомнила.
Мартин усмехнулся. По глазам было видно, что он вслед за всеми готов проникнуться беззаботным настроением, но одновременно с тем пытается просчитать последствия.
— Если что, — он затолкал в рот остатки своего пирожка, неспешно отряхнул ладони и на шаг приблизился к Эйлин, — я этого не хотел.
Явно не решившись атаковать её саму, он сперва попытался выхватить у неё из руки лакомство. Не добившись результата, недоуменно моргнул. И ринулся напролом. Эйлин тут же против воли ощутила, как запела от боевого азарта душа. Она пока ещё не могла успешно завершить необходимый приём против Альберта или наставников Академии, а вот менее искушённый противник мог на него купиться. Правду говорят: чем не танец? Раз — скользящий шаг в сторону, уводящий с траектории движения нападающего. Два — плавный нырок под отведённый в сторону локоть. Три — изящный разворот, переносящий тело противнику в тыл, и незаметное поначалу прикосновение, в теории способное сломать хрупкие кости запястья. Девушка не собиралась калечить драгоценные руки мастера по дереву, а потому остановилась на середине финального рывка и тут же бережно выпустила кисть друга, заведённую за спину под опасным углом.
— Что-то подобное я и имела в виду — Эйлин на миг примирительно ткнулась лбом Мартину между лопаток. — Магия — вещь полезная, но полагаться лишь на неё было бы опрометчиво. Поэтому нас учат использовать и прочие свои преимущества.
— Преимущества, значит, — он обернулся, уязвлённый, но всё ещё улыбающийся. — Сейчас я использую свои преимущества...
На таком расстоянии она, конечно, уже ничего не могла ему противопоставить. Друг ловко подхватил её, закинув на плечо, сделал несколько быстрых шагов в сторону от тропы и без зазрения совести отправил ношу в полёт — точно в пухлый стог сена, почему-то не увязанный в плотный тюк и оттого наполовину растащенный ушлыми селянами. Эйлин задохнулась от возмущения и веселья, а миг спустя рядом с ней приземлилась хохочущая Эмма.
— Поделом тебе!
— И впрямь, не ожидала такой подлости, — Эйлин попыталась было лягнуть приблизившегося Мартина, но от смеха промахнулась. Удивительное дело: выпечка в её руке до сих пор оставалась почти невредимой.
Эмма завозилась было, пытаясь подняться, но вдруг завалилась обратно, втянула носом ароматный вечерний воздух и сладко потянулась.
— Знаете, что? Не хочу больше никуда идти. Давайте останемся и закатим пирушку прямо здесь.
— Сестрица, ты не приболела ли часом? Собираешься пропустить танцы?
— Музыку и отсюда отлично слышно, а мне хочется, наконец, спокойно поговорить. Так, — когда Эмма принималась организовывать общий досуг, оставалось лишь подчиняться. — Ты, братец, раздобудешь нам эля. А ты сооруди что-нибудь красивое, пожалуйста. И пару пледов для тепла. Справишься?
Мартин удалился, что-то ворча про непостоянство желаний, а Эйлин озадаченно огляделась. В отдалении прогуливались парочки, где-то впереди незамысловато наяривал вчерашний ансамбль. На них троих никто не обратил внимания, и стоило признать, что идея подруги была не так уж плоха. Скоротать вечер за разговором всяко приятнее, чем наблюдать дурацкие состязания или попойку, которая в любой момент могла закончиться новой ссорой.
Поразмыслив, Эйлин выпустила с открытой ладони рой светлячков; немного крупнее и ярче, чем обыкновенные, они всё же не выглядели со стороны слишком подозрительно. Эмма восхищенно ахнула, упала на спину, любуясь разлетевшимися огоньками. Впрочем, долгое время оставаться бездеятельной она не могла. В следующее мгновение подруга перекатилась на колени, оказавшись у Эйлин за спиной, и легонько дёрнула её за косу.
— Весь день на тебя смотрю и хочу переделать. Помнишь, как мы плели в детстве?
— Ещё бы. У тебя получалось лучше всех.
— Особенно на твоих волосах.
— А вот и нет! Себе ты тоже делала восхитительно.
— Себе не интересно. Так что посиди спокойно, зря, что ли, приехала?
Эйлин ничего не оставалось, кроме как послушно замереть, дожёвывая свой пирожок. Прикосновения прохладных пальцев были приятны и действительно напоминали о далёких днях, когда они вдвоём заплетали друг другу косички, менялись красивыми лентами и делились мечтами.
— Так что, много у вас там симпатичных вар… авроров?
Эйлин хмыкнула. Тема тоже с годами не менялась.
— Ты об этом хотела поговорить?
— А о чем же ещё? Раз никто не приглянулся в здешнем гарнизоне, вся моя надежда на Лондон.
— Ты совсем как моя мать, — Эйлин беспокойно поёрзала на месте. — Только и мечтает, что хотя бы там я потеряю голову от любви и обрету себе рыцаря. Желательно, покрепче.
Эмма хихикнула.
— А разве это так плохо?
— Не знаю. Признаться, у меня было не так много времени, чтобы присмотреться к аврорам. Зато точно могу сказать, что французская красота мне не по нраву.
Она тут же раскаялась в сказанном. Шутка была бы уместна в обществе Амиры, таинственной Эванджелины или той сногсшибательной пиратки, но подругу, похоже, напугала.
Эмма притихла и несколько минут сосредоточенно корпела над прядями волос.
— Я до последнего думала, что ты шутила, — наконец, негромко призналась она. — Когда говорила, что тренируешься вместе с парнями и умеешь всё то же самое, что и они.
— А что ж мне делать, плащи им стирать? — удивилась Эйлин. — Я ведь рассказывала: навыки нивелирует почти всякую разницу. Конечно, совсем от предрассудков мы тоже не избавлены, но…
— Неужели тебе совсем не страшно? — Эмма явно думала о своём. — Вдруг ты встретишь кого-то сильнее себя?
— Я и встречаю, — Эйлин рассеянно улыбнулась, — постоянно. Это тоже благо, ведь дает шанс совершенствоваться.
— А если они… злые?
— А это учит трезво оценивать свои способности и не лезть на рожон.
— Но тебя ведь… тебя могут убить?
— Хм… скажу, как есть: риск исключать нельзя. Зато взамен я получаю свободу, возможность распоряжаться своей жизнью и заниматься тем, что люблю.
Подруга, наконец, оставила в покое её шевелюру и пересела лицом к лицу. Эйлин машинально ощупала ленту в наполовину распущенных волосах: некогда любимая девичья причёска навевала покой и лёгкую грусть.
— Мы с тобой всегда по-разному смотрели на будущее, — задумчиво проговорила Эмма. Витающие вокруг них огоньки отразились в тёмных глазах. — Но свобода в твоём нынешнем описании звучит не очень-то… уютно.
— Почему?
— Как будто не предполагает присутствия рядом кого-то ещё.
— Это не так, — мягко возразила Эйлин. — И, раз уж мы затронули эту тему… позволишь нескромный вопрос? Откровенность за откровенность.
— Валяй.
— Почему ты выбрала Оскара?
Недоуменный взгляд.
— А почему бы мне его не выбрать? Он молод, хорош собой, занят прибыльным делом. Он нравится родителям и нравится мне.
— Нравится? — Эйлин вновь не сдержала улыбки. — Эмма, ты сейчас описала половину города.
— Так это же прекрасно, разве нет? Если говорить о выборе – он действительно у меня был, ведь родители не настаивали на конкретном варианте. Теперь решение принято, и впредь я буду его держаться.
Эмма закуталась в один из наколдованных пледов, второй край набросила Эйлин на плечи и вновь обратила к подруге непривычно серьёзный взгляд.
— Мама говорит, настоящая любовь появляется с годами, это большой труд. Я к этому готова и честно выполню свою часть обязательств. Мой муж будет окружен уютом, я подарю ему детей и воспитаю их достойными людьми. Обрету надёжность, уверенность в будущем и уважение общества. Не представляю, что ещё нужно для счастливой жизни.
— Надёжность, уверенность и уважение, — задумчиво повторила Эйлин, переместившись ближе к подруге, чтоб удобнее было делить плед. — В сущности, наши критерии счастья не так уж разнятся. Только дорогу к ним мы прокладываем по-своему. Ты как никто знаешь, что мне всегда хотелось пойти по стопам отца. Я только недавно поняла по-настоящему, что это означает, какой труд за этим стоит, какие жертвы требуются. Но стремилась к этому всегда, будто мне кто-то вложил это в голову в младенчестве, а после направлял каждый мой шаг. Посылал испытания точно по силам и учителей, что могли в них помочь. Был момент, когда я усомнилась в том, что достойна избранного пути, но меня поддержали и тогда, — голос легонько дрогнул, и Эйлин прикрыла глаза в попытке успокоить сердцебиение. — Эмма, в меня действительно поверили. После этого я не могу отступиться, не могу перебирать различные занятия в поисках безопасного. И точно так же не смогла бы выбрать себе спутника из десятка похожих в надежде, что со временем что-нибудь сложится. По-моему, важно понимать, что именно влечёт к конкретному человеку… и не разрушит ли это тебя саму.
— Ясно, — Эйлин ожидала от подруги более пространных возражений, но та просто склонила голову ей на плечо. — Ты всё та же идеалистка.
Вернувшийся с кувшином и тремя кружками Мартин удивлённо оглядел притихших девушек. Первую кружку распили в молчании. Эйлин была озадачена переменой в настроении Эммы и против воли пыталась отыскать причину. Но, отматывая разговор назад, никак не могла понять, что же пошло не так. Вероятно, у подруги за время её отсутствия многое накопилось на душе.
— Если у нас и впрямь ночь откровений… — Эмма, будто на что-то решившись, неожиданно отставила кружку в сено, покосилась на брата и вернула взгляд к подруге. — Я всегда надеялась, что со временем у тебя это пройдёт. Что ты столкнёшься с реальностью, она отрезвит тебя, покажет все опасности большого мира. Но ты исчезаешь на год, два, где-то скитаешься и ввязываешься в неприятности. Возвращаешься, тут же попадаешь в переделку прямо здесь — и продолжаешь вести себя так, словно всё происходящее в порядке вещей. Если б знала, кто похищает детей, уже побежала бы с ними сражаться, не иначе.
Эйлин красноречиво промолчала. Эмма выдохнула сквозь стиснутые зубы.
— Вот видишь. Ты будто думаешь, что тебе вечно всё будет сходить с рук.
— Я вовсе так не думаю, — возразила было Эйлин, но подруга не обратила внимания на её слабый протест.
— Мы ужасно волнуемся за тебя. Твоя мама не находила себе места, пусть даже не осмелится сейчас сказать, насколько ей было тревожно. А я скажу. Ты очень много на себя берешь и этим испытываешь судьбу. Рвёшься защищать кого-то — хорошо, но кто защитит тебя? Люди, за которых ты рискуешь сложить голову — узнают твоё имя? Англия согреет тебе постель? Чем растрачивать себя в борьбе за абстрактное добро, ты могла бы посвятить силы добру конкретному — с явным результатом и большей наградой!
— Это какому же?
— Семья, Эйлин. Можно ведь защищать и семью.
Эйлин вспыхнула, уязвлённая. Неужели и тут ей будут ставить в вину, что оставила мать в одиночестве?
— Мама устроила свою судьбу, у неё теперь есть и защитник, и дом. Так что я предоставлена сама себе.
— Вот и я о том же.
В противоположность недавнему жару, теперь Эйлин будто окатили ледяной водой. Она поняла, куда клонит Эмма, и это вызвало новую волну раздражения. Когда-то давно, во времена косичек и душевной близости, мечты о мальчиках и алом аврорском плаще имели у них равное право на обсуждение. Но вот Эмма надела на палец помолвочное кольцо, освоилась в привычном обществе и почему-то отказывает ей, Эйлин, в праве на иной путь. Вообразила, будто постигла законы жизни, а сама не знает этой жизни вовсе, не видит дальше собственного носа. Впервые Эйлин подумала о том, насколько за эти годы сузился круг суждений подруги — и тут же сама устыдилась своей оценки.
— Абстрактного добра не бывает, — медленно произнесла она, злясь от бессилия донести свою позицию. — Каждая спасённая жизнь, каждая ликвидированная угроза оправдывает все усилия и риски. На этом пути я встретила людей, которыми искренне восхищаюсь. На которых хочу равняться, учиться у них и в конце концов показать: я тоже чего-то стою. Не из-за имени отца или влияния наставника, а своими силами!
Эмма, казалось, уже сказала всё, что хотела, и утратила намерение спорить. Эйлин, напротив, лишь распалялась.
— Что касается семьи… конечно, я тоже этого хочу. Но пока не встану на ноги, едва ли осилю двойную ношу. Я ведь уже была влюблена, Эмма, и считала, что эта любовь навсегда. А она чуть не похоронила мне мечту. Не потому, что избранник был плох, а просто я упорно пыталась видеть в нём кого-то другого, заперла в своей картине мира и игнорировала его собственные устремления. Это было эгоистично, и впредь я такой ошибки не допущу. Мой человек, если он вообще мне встретится, изначально будет предан одному со мной делу.
— Ну-ну, ты сейчас описала половину своего Аврората, — Эмма, ухмыльнувшись, вернула ей брошенную ранее фразу. — Как же узнать того единственного?
— По огню, за которым мне безоговорочно захочется идти.
Эйлин казалось, она выразилась предельно ясно, но с досадой видела, что Эмма её не понимает. Искренне пытается и не может. Что до Мартина, на губах друга ей померещилась слабая улыбка, но из-за сумерек нельзя было сказать наверняка. Эмма страдальчески застонала.
— Ну вот, опять какие-то возвышенные…
— Пусть так. Пускай это звучит ребячески, на меньшее я не согласна. И жить по лекалам, которые кто-то когда-то счел правильными, не стану. Мне не интересно потратить жизнь на роль «просто» чьей-то жены или, чего не хватало, умереть родами в...
Брови Эммы поползли вверх, и Эйлин запоздало прикусила язык. Ноттингем, привечавший знахарок и волшебников-лекарей, в награду имел относительно невысокую смертность населения, в том числе и среди молодых матерей. И всё же, зная о намерениях подруги, до подобных манипуляций опускаться не стоило.
— Паршивый аргумент, извини.
— Да нет, вполне подходящий. Ты ведь именно так и считаешь, верно? Что это мелко для тебя. Что в смерти от рук какого-нибудь психованного колдуна чести намного больше. Наверное, оттого так страстно к ней стремишься.
— Эмма, — Мартин, про которого обе девушки умудрились забыть в пылу дискуссии, предостерегающе нахмурился.
— Разумеется. Ты вечно ей потворствуешь, вместо того, чтобы… — не договорив, Эмма выбралась из сена, распрямилась и закончила фразу совсем иначе. Понизив голос, почти устало.
— Знали бы вы, где оба у меня сидите…
Эйлин расстроенно прислушалась к удаляющимся лёгким шагам, неспешно отхлебнула из кружки.
— Тебя-то за что?
Он с добродушной ухмылкой пожал плечами.
— Я существую.
Повисла пауза, но в обществе друга молчание никогда не бывало неловким. Эйлин понимала, что слегка перешла границы, но знала и то, что Эмма быстро отойдёт от вспышки. Беспокоило её другое: на ум неожиданно пришли слова Альберта об отце. Может быть, её отчаянная жажда аврорской судьбы тоже продиктована фамильным упрямством и непоседливостью? А то и вовсе обычным тщеславием, ведущим вникуда… В таком случае, так ли уж неправа была подруга?
Эйлин плотнее закуталась в плед, которым теперь владела безраздельно. Уже очень давно она считала своё счастье неотделимым от успехов в Академии и почти не задумывалась о личном. Привыкнув сосредотачиваться на текущих задачах, переходя от одной насущной проблеме к другой, теперь она впервые за долгое время попыталась заглянуть в более отдалённое будущее. Годы упорной учёбы, десятилетия преданной службы Свету... Где-то там её, быть может, ждали узы брака с таким же аврором, а с не меньшей вероятностью — безвестная гибель где-нибудь на боевом дежурстве. Что ж, вдруг с горечью подумалось ей, может, со вторым отпрыском маме повезёт больше…
Эйлин поймала светлячка, побаюкала в ладонях крошечный огонёк и выпустила ввысь. Вновь покосилась на Мартина, раскинувшегося позади. Тот всё так же лежал навзничь, глядя в небо, и лениво проводил глазами иллюзорное насекомое.
— Ну, а ты?
— Что?
— Правда «потворствуешь» или тоже думаешь, что я поступаю неправильно?
— Хочешь знать, что я думаю?
— Угу. Ночь откровений.
Мартин помедлил, будто подбирая слова. Девушке показалось, что он не слишком доволен вопросом.
— Я не слышал всего, но могу себе представить ваши позиции. Ты руководствуешься большими целями, Эйлин, мы же привыкли отталкиваться от фактов. Эмма знает, что тебе в будущем году стукнет девятнадцать. В этом возрасте наша мать уже носила её, и сама Эмма, скорее всего, ненамного от неё отстанет. Таков привычный ход вещей, нарушение его вызывает у окружающих недоверие и тревогу. Знаю, у тебя в мире всё немного иначе, но... всё-таки не думаю, что в главном мы так уж сильно отличаемся.
— Понятно. Хочешь сказать, надо спешить под венец с каким-нибудь…
— Хочу сказать, что человеку плохо быть одному. Труднее выжить.
— Я не одна. То есть… в Академии о нас пекутся, учат всему необходимому. А дальше всё будет в моих руках.
Он тактично промолчал, задумчиво покатал во рту сухую травинку.
— У Эммы язык без костей, но мы с ней и правда перекинулись парой слов перед твоим приездом.
— Ах вот как…
— Мы не знали, в каком ты состоянии, как на тебя повлияло… всё это. Она спросила, какова вероятность, и я ответил: изъяви ты желание что-то поменять, осесть в Ноттингеме… я пока ещё могу тебе здесь что-то предложить.
Эйлин преувеличенно раскашлялась, поставила кружку понадёжнее и, обернувшись через плечо, встретила абсолютно невозмутимый взгляд.
— Что? Не все ваши живут скрытно, и этому городу не помешало бы увидеть ещё один пример союза с чародеями. На соседские сплетни плевать, а дядя помог бы убедить родителей. Готовила бы снадобья, как твоя мама… Чего молчишь? — он легонько толкнул её в бок. — Злишься?
— Угу, ненавижу снадобья, — попыталась было отшутиться Эйлин, но шутка прозвучала жалко. Раздражение миновало без следа. Задавая вопрос, она привычно ожидала нравоучения, пространных рассуждений, но не такого поворота, и теперь не знала, что поражало её больше: тема разговора или отрешённая лёгкость в голосе собеседника. Можно было подумать, он предлагает ей прицениться к картофелю. — Нет, я не злюсь, Мартин, только… мы же давно всё выяснили.
— Мы были детьми. Времена меняются.
— Ты прав, — ответила Эйлин. — Многое изменилось. Теперь я вижу, как с тобой общаются горожане. Как смотрят девушки. Ты абсолютно свободен в выборе и не обязан перестраивать свою судьбу ради чьего бы то ни было блага или спокойствия. На кой тебе… сложности?
Он негромко рассмеялся.
— Милая моя «сложность»… Я знаю тебя с детства и неплохо подготовлен к ужасным тяготам и лишениям. У тебя достаточно гибкий ум, чтобы жить на границе разных мировоззрений. Ты не болтлива и сообразительна — когда не задаешь дурацких вопросов, конечно. Своевольна — что ж, лишь слабак ищет послушания, а моей жене будет дозволено многое. И потом… прости за дерзость, но глаза-то у меня на месте.
В его устах это был небывалый комплимент. Одновременно с тем Эйлин ощутила рядом лёгкое движение и невольно напряглась. Но Мартин, приподнявшись на локте, дотронулся лишь до кончика ленты в её волосах. И тут же послушно уронил ладонь, стоило девушке пошевелиться.
— Ответил на вопрос?
— Ответил, — рассмеялась Эйлин, разворачиваясь к нему всем корпусом, — и даже почти смутил меня, подлец. И всё же, надеюсь, это была лишь теория на тему «Как я мог бы сделать мир лучше».
Мартин вновь фыркнул и завалился обратно в сено, подложив руки под голову.
— И довольно складная, прошу заметить. Нет, Эйлин, я не идиот. Диких гусей не держат вместе с домашними, уж извини столь приземлённое сравнение. Ты первая спросила, что я думаю — так знай в точности, от чего отрекаешься. Правилен ли отказ от жизни в покое и достатке, решать лишь тебе. И я полагал, что решение давно уж принято. Или нет?
Эйлин тоже опустилась на спину, взметнув аромат сухих трав, устроившись с другом плечом к плечу.
— Конечно, принято, — тихо подтвердила она.
— Хорошо, — спокойно отозвался Мартин, и по голосу было понятно, что он действительно удовлетворён.
Эйлин вытянулась в полный рост, прикрыла глаза и попыталась представить картину, столь живо нарисованную другом. Грубоватая простота его рассуждений обескураживала, но за ней стояли лишь искренность и привычка оберегать. Эйлин не усомнилась ни в едином слове. Она чувствовала рядом тепло чужого плеча и знала, что прямо сейчас та, другая жизнь реальна как никогда — можно в прямом смысле дотянуться рукой. «Человеку плохо быть одному…» Что ж, если бы с гибелью папы магические способности покинули ее навсегда; или, не будь она столь уверена в пройденных шагах… разве можно было бы желать лучшей доли? Девушка качнула головой. Цепочка допущений выходила прочной и ладной, но это было всё равно что читать историю в книге. Историю кого-то другого, не свою.
— Мартин…
— М?
— Вы с Рози…
— Обоюдное решение. Рози оказалась придирчивее Эммы, повзрослела и пошла против родительской воли. Хочет сделать выбор сама.
— А ты?
— А я сделаю свой, — последовал неторопливый ответ. — Хозяйка в дом нужна, так что не позднее будущей весны. С сестрой дело улажено, а теперь и… словом, мне тоже хотелось окончательно убедиться.
— В чём?
— Ты знаешь.
Эйлин бесшумно вздохнула. Нашла в темноте его ладонь, осторожно сомкнула пальцы и тут же отпустила, растерянная и благодарная. Она едва слышала, когда, спустя время, к ним вернулась и улеглась рядом Эмма — на удивление, молча, будто уловив значимость хрупкой тишины.
В этот миг, уже на грани сна и яви, Эйлин осознала, что безмолвно прощается навсегда. Она предвидела, что встречи ещё случатся, но впредь будут лишены той ребяческой лёгкости, что сопровождала их годами. Изменятся друзья, окружённые растущими семьями и домашними заботами. А она, в вечной погоне за нездешними мечтами, будет становиться всё дальше от них.
Девушка открыла глаза и провалилась в чернильное сентябрьское небо. Ночь равнодушно взирала на землю тысячами огоньков, а Эйлин казалось, что это она сама — в последний раз — заглядывает в уютную жизнь славного Ноттингема. В жизнь простых, восхитительно рациональных людей, которые твёрдо стояли на ногах и знали, что завтрашний день будет похож на вчерашний. Которые, как и поколения до них, устраивали судьбы с тем же неколебимым спокойствием, с каким покупали цыплят в базарный день. А у неё было щемящее чувство, что она уже оттолкнулась от надёжного берега, что плывёт одна по широкой воде. И вода эта страшно черна, но в то же время полна отражений сияющих звёзд.
@темы: РПГ
-
-
10.03.2023 в 08:26Божечки, это прекрасно!
Я скучала по этим постам
Какие живые яркие маглы, отличная картинка.
Чет даже слов никаких на ум не приходит. Просто порция удовольствия. Хочу ещё.
-
-
11.03.2023 в 17:06Я помню, эти эпизоды давно тебе кушали моск, так что ничего удивительного в том, насколько они хороши в воплощении.
Брат с сестрой совершенно восхитительные, а их общий с Эйлин бэкграунд выстроен до мелочей тщательно и трепетно.
Читала, и хотелось, чтобы они дальше взаимодействовали, а то чот мало.))
-
-
21.03.2023 в 13:54Продолжение будет обязательно. Благо бОльшая часть уже написана, но в типичной для меня манере: в тексте полный бардак из идей и эпизодов, которые нужно связать между собой и структурировать.
One-eyed, и вам спасибо))
И очередное подтверждение тому, что каждый спин-офф и отрывок надо догревать до максимума.
Вот соглашусь. Ребята действительно очень давно сидят у меня в голове, но сходу выдать огромную связную простыню для меня было бы нереально. Тем более когда пишешь "для себя", т.е. пост не подразумевает взаимодействия с другим игроком.
Хз, почему текст решил дозреть именно сейчас.
Не, у меня канешн есть подозрения на этот счетНо я рада, что это случилосьБрат с сестрой совершенно восхитительные, а их общий с Эйлин бэкграунд выстроен до мелочей тщательно и трепетно.
Уии! Да, мне хотелось подарить Эйлин нормальное детство, нельзя ж ей было всё время депрессить. Плюс было любопытно повзаимодействовать с маглами "в настоящем") Как-то так оно и сложилось.
Читала, и хотелось, чтобы они дальше взаимодействовали, а то чот мало.))
Будут еще как
-
-
21.03.2023 в 15:09-
-
12.04.2023 в 22:39Во-первых, ааафигительные, просто ааафигительные персонажи!
То, как раскрывается Мартин; его, с одной стороны, склонность к глубокой рефлексии, а с другой - отточенные навыки социального взаимодействия. Потрясающая дипломатичность, в корне которой - изначальное понимание остроты конфликта. Эрик сразу, с первых строк, считался как Темный
Жаль, Ардор не видел, он бы оценил.Во-вторых, сама по себе потрясная концепция города, в котором более менее мирно уживаются маглы и волшебники. Она, вроде, в сути своей не нова, но у тебя тот самый конфликт, о проблеме с которым ты рассказывала, выглядит очень живо.
В-третьих, наклевывающаяся детективная история.
Потрясающий спин-офф.
-
-
14.04.2023 в 21:00То, как раскрывается Мартин
Мартин удивляет и меня)
Эрик сразу, с первых строк, считался как Темный
Думаю, он нейтральный "беспартиец". Но, конечно, по сути и взглядам ближе к Тёмным. Его раздражают авроры, он презирает маглов, но свои представления о добре и чести имеет. Еще, как мне кажется, у него нет особых амбиций, и магические способности довольно средние. Может быть, он тоже сирота и, вероятно, учился самостоятельно и урывками.
Чем мне нравятся такие NPC - их потом при желании можно вновь привлечь в сюжет. Так что, может быть, еще встретимся
Вербуйте его к Эдику)))Жаль, Ардор не видел, он бы оценил.
Мне тоже жаль, да...
Думаю, в этом не было изначального замысла, но прям ух как точно получилось.
Тут сложно, конечно. История начата давно, с тех пор ее идея, масштаб и наполнение ощутимо трансформировались как в силу композиционных требований (изначально это был безмятежный и исключительно разговорно-рефлексивный квест, которому не хватало динамики), так и в связи с переменой эмоционального фона автора. А куда деваться(
Нет, серьезно, я пока буду думать, что шалят ренегаты
Совершенно верно думаешь
И вот как зацепка для будущих событий это, наверное, сойдет. Теперь Эйлин уже немного в теме, что в Ноттингеме творилось что-то неладное, и в случае дальнейших обсуждений Хью, ренегатов и их преступления, ей будет за что зацепиться. Надеюсь, мы до этого еще дойдем)
Да и в сюжете с открытой войной против Хью можно будет вытащить и Эрика, и детишек, и кого угодно, но это уж совсем далёкое и туманное...
В общем, благодарю еще раз, что поделилась своими мыслями